Монолог плуга
Я — плуг, древнейшее орудие, одно из первых произведений материальной культуры человечества. Родился примерно в конце IV тысячелетия до новой эры, в стране древних шумеров.
Я — плуг. Я врезаюсь лемехом в почву, отрезаю пласт, скалываю и крошу его и ощущаю радостно, как он поднимается по отвалу, поворачивается и ложится в приготовленную мной борозду! Дело сделано! А я все продвигаюсь и продвигаюсь до конца поля, свершая свою тысячелетнюю обязанность, и вспоминаю, вспоминаю, вспоминаю.
Когда я появился на свет, люди так возрадовались этому, что приписали мое рождение повелению главных шумерских богов — Энлиля и Энки. Будто бы они послали на землю бога скота Лахара и его сестру Ашнан. Брату они построили загон для овец, посадили растения и посеяли травы. Сестре же подарили плуг и ярмо для быков. Но это легенда. Создал меня человек. Сколько веков ушло у него на это, никто не знает.
Праматерь моя — соха — кусок сухого крепкого дерева с сучком. Не было у меня вначале отвала, я только рыхлил почву. Шумеры умели плавить медь, но сделать мне металлический наконечник не догадались. Он появился у меня в Египте, где-то между XXVIII и XXVII веком до нашей эры, точно уж и не помню.
Много со мной поработали древние греки. В конце VI—V веке до нашей эры кое-где стали ко мне приделывать подобие примитивного отвала. Это трудно доказать — нигде не сохранилось моего «портрета» — древних чертежей. Но древнегреческий писатель и историк Ксенофонт в своих сочинениях отмечал, что пахарь с моей помощью «переворачивал землю, чтобы прогрело ее глубинную часть и выжгло корни сорняков».
В то время конструкторов не было. Память о нас оставили древние историки, писатели и поэты.
Сильно, сильно я за века изменился. Я иду по бороздам истории и слышу голоса древних римлян, усердно занимавшихся сельским хозяйством, сочинивших специальные книги. «Пахать надо, проводя борозды густо и часто, чтобы с трудом можно было разобрать, в какую сторону шел плуг. .» — это голос Колумеллы. «Что такое хороший уход за полем?— спрашивал Марк Порций Катон. И отвечал:—Во-первых, хорошая пахота. А во-вторых? Пахота!» Каждый старался приспособить меня к своей земле, к ее особенностям.
А я все шел и шел вперед, к сегодняшним дням. Тянули меня сперва рабы, тянули безо всяких приспособлений, прямо за ствол. Помню я их соленый пот, их страдания, их проклятья мне. Но не моя была в том вина.
Шли века, и я вдруг почувствовал мощный рывок — уже волы с помощью ярма потащили меня по бороздам.
Когда римляне завоевали Галлию (нынешняя Франция), они решили пахать равнины этой страны. Здесь-то они и столкнулись с необходимостью перевернуть пласт, в котором было много кореньев. Тогда-то они и прикрепили ко мне доску-отвал, похожую на лопату. Она откидывала пласт, который я поднимал. Такое изобретение понравилось, и отвал впоследствии стали делать вместе с лемехом.
У моей родственницы — русской сохи — особое место в истории. Сделанная из куска дерева, она долгое время служила крестьянину, а у бедняка была и до двадцатых годов нашего столетия!
Ушли века и на мое «образование». В Европе мой римский вид почти не изменился до XVII века. Обрастал я потихонечку металлическими частями, но по сути оставался прежним. А в середине XVII века неизвестный мастер сделал для меня железный отвал, которому легко было придать любую форму, будь только кузнец хороший. И пошли у меня разные имена: плуг брабантский, да плуг ротердамский, да плуг английский. Менялся я не сам по себе, не по прихоти изобретателей, а по необходимости. А возникала она оттого, что все совершенней и сложней становилась обработка почвы, система ведения сельского хозяйства. Целиком стальным меня сделал американский кузнец Джон Дир в 1830 году. Не так уж и давно это было, если учесть, когда я появился на свет. Отвалы у меня стали делать и винтовые, и полувинтовые, и цилиндрические, культурные то есть… Э, всей истории сразу не расскажешь.
На юге России трудился мой собрат — тяжелый деревянный плуг, так называемый украинский. Делали плуги на глазок, по образу и подобию доживавших свой век плугов-старичков. Лишь при Петре Первом появилось несколько мастерских, специально для изготовления нашего брата предназначенных. Русские мастеровые много таланта в меня вкладывали, но не было им веры от царских чиновников, которые на просвещенную Европу все поглядывали. И все-таки создали умельцы южнорусский плуг, получивший в свое время название колонистского. Затем родились и другие модели. А пришла новая судьба к российскому крестьянину, принесла она и новую историю пахотных орудий, собратьев моих.
Я — плуг, я помню извечную радость пахарей и горести их, помню силу рук, загоняющих меня в землю, и стон земледельца, когда земля яростно сопротивлялась ему.
Помню первый стальной рывок трактора, за которым пошел я в новый, XX век. Помню, как я стал многокорпусным, начав работать в одной упряжке с другими плугами.
Я — плуг, я древнейшее орудие пахаря.